яствам, что уже были на столе.
– И я, и я, – затараторили Галка и Дарья, – Вот держи, Марфа, грибочков лесных да мёду с пасеки своей.
– Спасибо и вам, гости дорогие, – поклонилась Марфа.
– А от меня вот тебе гусь печёный, – протянула свой свёрток Катерина.
– Ну, бабоньки, спасибо вам всем за подарочки, идёмте же к столу! – позвала Марфа.
Тут же на коленях её пристроился кот и воровато глянул на блюдо с мясом.
– Чего тебе, бездельник? – подняла Марфа одну бровь.
– Мау-у-у, – протянул жалостливо кот.
– Да ты уж и так сам себя поперёк шире! Ну, ладно-ладно, вот тебе мясца да сметанки, не блудись тут под ногами, ступай.
Кот залез под стол и довольно заурчал.
– Что, бабоньки, подождём последнюю гостью али выпьем немножко?
– Подождём, – закивали те, – А кого ждать-то?
– Паранья нынче обещалась, – ответила Марфа.
Бабы смолкли и переглянулись, а затем Галка несмело спросила:
– Это ж которая? Неужто мельникова дочь?
– Она самая, а что же, вы будто не рады? – поглядела на баб хозяйка.
Бабы замялись.
– Отчего же, рады, ты тут хозяйка, твоё дело кого звать, да только…
– Чего же коли скисли? – сказала Марфа, усмехаясь.
– Да ведь болтают про неё всякое…
– Про меня тоже много чего говорят, – всё так же со смехом произнесла Марфа.
– Да ведь про неё такое говорят! – зашептала Дарья, – Будто бы она с самим Водяным дружбу водит, будто потому и замуж нейдёт, что Водяному обещалась. А однажды мужики сказывали, как возвращались поздней ночью с покосов, а она на мостках сидит у мельницы отцовой, луна над нею в небе так и сияет, всё светом залито, хорошо кругом видать, и вот сидит она эдак подбоченилась, а сама-то как есть голая!
Дарья выпучила глаза и посмотрела на подружек.
– Мужики – шасть в кусты, и давай наблюдать, а она сидит, смеётся, говорит с кем-то, а вокруг-то никого. А после и увидели, что из воды голова торчит. Да не как у человека, а во-о-от эдакая, огромная, да с плавниками. Они-то, дураки, ещё думали, что это тот сом, которого все наши рыбаки поймать мечтают, да конечно, – Дарья захохотала, – Нешто Паранья с сомом станет разговаривать? Тут этот сом из воды вынырнул да – шлёп – и рядом с Параньей на мостки примостился. Вытаращились мужики во все глаза, и видят – а это сам Водяной!
Дарья замолчала.
– Ну, а дальше-то что? – подоткнула её под бок Акулина, – Всё что ли на том?
– Дальше и сказывать не стану, – заявила Дарья, и сложила руки на груди, – Там срамота одна.
– Так это и есть самое интересное, – заявила Галка.
– Вот тебе надо, ты и рассказывай, – ответила подруге Дарья, – Ты ведь тоже эту историю слыхала со мной вместе от Нюрки-косой, а ей мужик её сказывал. Он и видел это всё с остальными.
– М-м-м, – протянула Марфа, – Это Николай что ли? Он-то и не такое ещё увидит! Небось, сидели на берегу в тех кустах, распивали, да как стемнело, так домой идти к бабам побоялись, вот и придумали сказку. Нюрка-то она на голову выше мужа, так даст ухватом, что мало не покажется.
– Ей-богу говорю, – подала голос Галка, – Правда это! С ними Васька был, а он никогда не врёт. Он вон в храме помогает, алтарничает понемногу.
– А по вечерам к Настьке рыжей бегает, – захохотала Акулина.
– Всё-то вы, бабоньки, знаете, – засмеялась Марфа, – Да вы сами, часом не ведьмачите ли?
– Да ты что? Куда нам? – загомонили бабы, отмахиваясь от слов Марфы.
– Так что там дальше-то было? – потянула Галку за рукав Акулина.
– Ой, что было-о-о, – заговорщически зашептала Галка, и все склонились к столу, – Водяной-то сам на мужика похож, а внизу хвост. Да, видать, не всё у его хвостом-то сокрыто.
Галка захихикала.
– Потому как начал он Параньку щупать да миловать, а после повалил на мостки да и…
Она не успела договорить, как в сенцах хлопнула дверь, и в избу вошла Паранья – мельникова дочь, незамужняя девица, пригожая и черноволосая с румяными щеками и голубыми, как лёд глазами.
– Здравствуйте всем! – поклонилась она бабам, – Можно ли к вам в гости?
– Можно, конечно, проходи, Паранья, – встала из-за стола Марфа, – Мы даже ещё и вечерять не стали, ты как раз вовремя. Раздевайся да присаживайся к столу, будем есть-пить да веселиться.
– А я вот тебе, Марфа, муки принесла самой лучшей, белой, каравай да пироги из неё пышные получаются. Это тятя тебе передал, – протянула увесистый мешочек Паранья.
– Передай ему от меня благодарность! – поклонилась в ответ Марфа, – Как его здоровьичко? Нога-то зажила?
– Зажила, спасибо тебе, Марфа! Кабы не ты, обезножил бы тятя!
– Да чего там! – махнула рукой Марфа, – Идём же.
Паранья уселась по левую руку от Марфы, та разлила вишнёвую наливочку по расписным стопкам, кивнула, и бабы приступили к угощению.
Глава 4
– Ох, хорошо пошла, – выдохнула Катерина, выпив вишнёвой наливочки, – Аж жарко стало, крепка что-то наливочка-то, Марфа!
Остальные бабы тоже закивали, соглашаясь с Катериной, щёки их вмиг раскраснелись, а в глазах появился блеск.
– Да что там крепка? – пожала плечами Марфа, – Наливка как наливка.
– Ээ, не скажи, – хитро прищурив глаз, протянула Галка, – Мужики, небось, не зря за ней гоняются, всё норовят отведать, вон какие слухи о ней идут! Наконец и нам довелось попробовать, да, девчата?
Все согласно заговорили:
– А то, конечно!
– Да, теперь проверим, чудодейственная ли она!
– Вот мужики нам обзавидуются!
Марфа захохотала:
– Ох, и выдумщицы вы, однако. Да угощайтесь уже, а то точно чудодейственная будет вам наливка, коли закусывать не будете. Вареничков кладите, картошечки, грибочков.
За угощением завели беседу, однако, то и дело поглядывали бабы в сторону Параньи, всем было любопытно, правду ли люди говорят про Водяного. Да о таком, даже издалека, разве спросишь, тем более, что с Параньей они коротко не дружили, так, здрасьте, и всё на том.
Паранья жила с отцом на мельнице, от села поодаль, гулять её отец не пускал, оно и понятно – единственная дочь-отрада у него. Жена ещё родами померла, так он и жил один, сам ребёнка поднял. Пока махонькая была, кормилицу ей нанимал, деньги платил, а после уж и в одиночку справлялся. Потому берёг и любил он свою единственную, пуще зеницы ока. Исполнилось Паранье восемнадцать годов, и женихи уже к ней сватались, однако отец всем давал от ворот поворот, говорил не время ещё, пущай побудет с отцом, успеется ещё детей нянькать да хозяйство на себе тащить. Паранья же вроде как и не против отцовского желания была, хорошо ей жилось в родительском дому, а что там люди языками мелют, так на то он и язык, чтобы говорить. Пущай болтают, от неё не убудет. Люди завсегда относятся с подозрением к тем, кто живёт обособленно, на отшибе иль не по заведённым правилам. Удивительно только было бабам, отчего же Марфа Паранью нынче пригласила на вечорки… Все тут замужние, кроме Марфы, конечно, да та не в счёт – ведьма она. А вот Паранья – девка ещё, так зачем Марфа её выбрала в гостьи? При ней ведь и не молвишь лишнего… Ну, да дело хозяйское, что тут скажешь. И бабы продолжали обсуждать сельские новости да домашние дела. Какие у баб разговоры? Дети да мужья, хозяйство да наряды. Во все времена так было и будет.
– А что, бабоньки, – сказала Дарья, – Слыхали ли про Аграфену, что родила нынче дочку. А я вот что думаю, не от мужа это дитя.
– Чего-о? – уставились на неё бабы.
– А вот и того, – раскрасневшись, принялась рассказывать Дарья, – Сами посчитайте. Муж-то у неё на заработках был в городе, дома не было его с прошлой осени. А Аграфена народила на эти Покрова аккурат, а?
– Так может она сама к нему в город ездила? – спросила Акулина.
– Никуда она не уезжала из села, – покачала отрицательно головой Дарья, – Не от мужа это ребенок.
– Коли бы так было, как ты баешь, – сказала Катерина, – Так давно бы уже муж Аграфену побил, а они вон живут душа в душу.
